Происходящее всё больше походило на пьяный бред. И голова от криков раскалывалась так, что хоть сейчас в то озеро с русалкой прыгай. Тьфу ты, русалка! Да эта девчонка, небось, уже всей деревне рассказала, как Витька пьяным приполз, а она его сказочками, как малое дитё, вокруг пальца обвела.
"По крайней мере, тема сисек раскрыта", - вяло подумал Лоботрясов, так и не сдвинувшись с места, посчитав и медведицу, и медвежонка, плодом своего воображения. В худшем случае симптомом белой горячки. И то и другое не подразумевало материальной опасности.
Брошенный собачником рюкзак благополучно просвистел мимо и шмякнулся на траву рядом с Витькой. Лоботрясов даже уклониться не подумал. Заторможенная самогоном реакция давала о себе знать.
Девчонка вела себя как ни в чём ни бывало. Будто ни от кого минуту назад не удирала. Да и не было уже никого рядом. Мохнатая угроза вместе со своей уменьшенной копией то ли в кустах скрылась, то ли в Витькином воображении растворилась.
Постойте... какая ещё смородина? Чего эта пигалица несёт?
Виктор непонимающе выпучился на девчонку. Похмельная голова мешала как следует её рассмотреть, потому что стоило сфокусировать на чём-либо взгляд, усилие тут же отдавалось неимоверной болью, а изображение всё равно расплывалось. Поэтому Витька уступил первенство общения с дамой парню с собакой. На ноги всё-таки поднялся, не будучи, впрочем, уверен, что стоит прямо.
Сказать что-то всё равно было надо. Хотя бы из вежливости. Поэтому Витька, сделав по направлению к девчонке пару неуверенных шагов, заявил так же театрально (ну, или ему показалось, что так же):
- Разрешите представиться, милая леди. Виктор Франкенштейн, к вашим услугам!
Представляться собачнику Витька не спешил. Дамы, пусть даже несовершеннолетние пигалицы, в первую очередь.